Вы с Робертом Родригесом вдвоем сняли фильм «Город грехов — 2. Женщина, ради которой стоит убивать», основанный на ваших комиксах начала 90-х. Как распределялась работа между вами? Он — это человек-оркестр, верховный главнокомандующий и сила, аккумулирующая всю энергию съемочной площадки. А я — тот парень, к которому актеры приходят с вопросами о своих героях. Как-то я в шутку сказал, что если бы Родригес был Элвисом, то я был бы Бобом Диланом. Потому что я очень спокоен и всегда ухожу домой один. Я ведь и комиксы свои рисую в одиночестве, и когда я неожиданно для себя пришел в кино, то больше всего боялся, что мне придется работать с актерами. А теперь это моя любимая часть работы: мне наконец есть кому рассказать о жизненных историях моих героев, которые не уместишь в комиксы. Ваши пробные работы в Голливуде в начале 90-х трудно назвать успешными. Разве вы не зареклись там работать после сценариев к «Робокопам» 2 и 3?
Я вернулся со съемок «Робокопа-2» в полном убеждении, что работа сценариста сродни установке пожарцого гидранта: ты вложил душу, а на него потом дуют собаки. Я клялся, что к кино больше не притронусь. И вряд ли притронулся бы, не будь у меня моих комиксов: не вижу, как смог бы функционировать в кино в иной ипостаси. Ну разве что стал бы одним из тех вечно голодных сценаристов, которые ходят по Голливуду, питаются святым духом, попрошайничают и продаются, а потом сидят в баре «У Муссо и Франка» со стаканом мартини и разглагольствуют о шедевре, который им хотелось бы написать. Я вообще считаю, что все сценарии, по сути дела, глупы. И свою работу в Голливуде я не считаю шагом вперед по сравнению с комиксами. И после всех этих клятв как же вы согласились помочь в голливудской адаптации первого «Города грехов»? Роберт Родригес пообещал показать мне, что он сделает из моих комиксов. Вообще ирония заключалась в том, что «Город грехов» я ведь умышленно придумал так, чтобы его невозможно было экранизировать: именно на его примере я хотел показать людям, как в комиксе можно дать то, чего не снимешь в кино. Когда Родригес на меня вышел, я был к нему неприветлив. Не ответил на три первых звонка. А когда ответил, то даже не пригласил его домой — назначил ему встречу в баре «Адская кухня», и он там оказался единственным трезвым из всех ковбоев. Он показал мне несколько своих сырых набросков — и это было впечатляюще. Но я все равно сказал: «Нет». Он уехал к себе в Техас. А потом предложил снять всего одну сцену — просто чтобы увидеть, на что это будет похоже. От таких предложений отказываться уже неудобно, так что я поехал к нему в Техас, где он построил полностью функционирующий павильон. Там на меня посмотрела своими прекрасными большими глазами Марли Шелтон и спросила: «Почему моя героиня заказала саму себя?» Я объяснил, она схватила все на лету и выдала сцену втрое круче всего, что вообще делала до того момента. Тогда-то я и подошел к Роберту, пнул его по ногам и сказал: «Я в деле».
Джессика Альба, которая играла в первом «Городе грехов» стриптизершу Нэнси Каллахан, недавно заявила: «Этот фильм продал исключительно секс — что, по-моему, неплохо». Во втором фильме секс играет такую же важную роль? Ха-ха, как это в духе Джессики. Там основная история — о человеке, чья пагубная страсть к женщинам заставляла его делать ужасные вещи. Это новое поле для меня: как правило, романтика, наоборот, меняла моих героев в лучшую сторон. Вообще же я считаю, что нашей жизнью руководят два основных инстинкта: секс и насилие. У Хичкока есть замечательные слова: «Мелодрама — это реалити-шоу, из которого убрали все скучные моменты». Хорошую историю невозможно рассказать без конфликта, а лучшие конфликты — это как раз секс и насилие. Так что мне не стыдно за то, что я делаю. В классической опере и поэзии столько же секса и насилия, сколько в моих комиксах. В середине 80-х в серии комиксов «Темный рыцарь» вы переосмыслили образ Бэтмена, сделав его вздорным 55-летним психом. Изначально вы говорили, что Бэтмен слишком велик для вас. Почему потом передумали? Я просто подумал: что за дела, мне скоро 30 лет. а Бэтмену все еще 29! Это неприемлемо! Он должен быть старше меня. Вот я и подумал, что есть смысл сделать его ровесником легенды о нем. Ну а там уже и на пенсию пришлось его отправлять. А вздорным психом-то зачем его было делать? Чем мы старше, тем более вздорными психами становимся! К тому же я никогда не верил, что парень, который пытает людей и одевается как Дракула, в обычной жизни может быть симпатягой, которого хотелось бы пригласить на ужин.
Принято считать, что два фильма по вашим комиксам — «Сорвиголова» и «Электра» — получились крайне слабыми. Вы согласны?
Знаете, когда я вижу своих героев в кино, я всегда испытываю к ним ненависть. У меня свое видение их характеров. Я того же «Бэтмена» просто смотреть не могу. Видел его урывками и понимал, что нет, это не он. И обычно я с таких фильмов ухожу, так и не досмотрев до конца. Что, и трилогии Кристофера Нолана это тоже касается? Касается всех трех фильмов. Я не понимаю, но и не осуждаю его. Ну разве что за то, что он до сих пор, по-моему, думает, будто права на название «Темный рыцарь» принадлежат ему. Тут он опоздал на 20 лет! Последние два фильма Нолана собрали больше миллиарда по всему миру. До вас хотя бы что-то из этих денег дошло?
Нет. Если мне и должны денег, то явно не он и не другие режиссеры.
И я уж точно не собираюсь скулить и хныкать на эти темы. Пусть этим другие занимаются.
Вы назвали свои комиксы о спартанцах и битве при Фермопилах «300», а не The 300. Почему без артикля, как это обычно принято в английском языке?
Я всегда стараюсь избавляться от всего лишнего. Бэтмена я ведь тоже назвал просто Бэтменом, а не The Бэтменом. Определенный артикль намекает на то, что герой один из многих. Но ведь он единственный -парень, который одевается как летучая мышь и выбрасывает из окон злодеев и преступников! Зачем ему нужен артикль? Незачем. Так что вот так и здесь: The 300 звучит так, как будто это какая-то серьезная сила, а «300» -просто как небольшое количество участвующих в.битве.
Будучи президентом Ирана, Махмуд Ахмадинеджад назвал фильм «300 спартанцев» ударом по Ирану, фальсификацией и актом культурно-психологической агрессии. Вы считаете личным достижением тот факт, что выбесили Ахмадинеджада? Я готов к персональной фетве! Ха-ха. Мне запрещен въезд в Иран, но поверьте — это далеко не самая ужасная жертва, которую мне пришлось принести. А вот чему я действительно рад, так это тому, что благодаря мне правительство Ирана пересмотрело свое отношение к Персии. Сначала ведь оно от нее открещивалось, а после «300 спартанцев» неожиданно полюбило. Персия была глобальной империей, но потом туда пришел Мухаммед, изменил им менталитет и переписал всю их историю. Золотой век Ирана остался в далеком прошлом — так что теперь они только и могут, что сидеть и думать, на что бы еще обидеться. Позже вам удалось разозлить еще большее количество народа, выпустив в 2011 году комикс под названием «Священный террор», где супергерой сражался с «Аль-Каидой». В журнале Wired этот комикс тут же назвали антиисламским пасквилем, да и остальные критики поспешили обвинить вас в однобоком показе ислама как религии насилия. Вы подписываетесь под каждым словом в этих комиксах? Да. А почему нет? Наш ответ на 11 сентября был хилым, если не сказать позорным. Я вижу это так: они убили 3000 моих соседей, а мы много лет подряд просим у них за это прощения. И почему бы супергероям, у которых уже есть традиция бороться с фашистами, не сделать это еще раз? Не понимаю, что тут антиисламского. Если мне не изменяет память, во всем комиксе три мусульманских слова, которые часто использует «Аль-Каида». Я не рисовал их религиозных обрядов. Просто так уж вышло, что я считаю терроризм отвратительным вселенским злом и очень радуюсь, когда мы с ним воюем. Уму непостижимо, почему люди считают нужным извиняться за это. Или притворяться, будто 11 сентября никогда не было. Тем не менее вы сами описывали «Священный террор» как пропаганду в духе Томаса Пэйна и предсказывали, что он оскорбит каждого первого. Выходит, оскорбление людей цель вашей карьеры? Бывали разные моменты. Иногда хотелось посвятить всю жизнь выбешиванию и оскорблению людей. Иногда, наоборот, хотелось их вдохновить хорошей байкой. А иногда главным делом было красиво нарисовать какую-нибудь машину. Помню, когда я пришел в мир Marvel и DC, моей целью было встряхнуть все там как следует — потому что много лет там ничего не менялось. А мне хотелось стать для них слоном в посудной лавке. А потом где-то в 70-х пришел Уилл Эйзнер со своим «Контрактом с богом» — и показал, что комиксы могут, как и книги, долго жить на полках иx будут перечитывать, а не просто прочтут и выбросят в ожидании следующего выпуска.
В первый раз вы взбесили людей, когда на заре карьеры убили — любимую всеми женщину-ниндзя, которую вы же и придумали для «Сорвиголовы». Вы долго колебались перед тем, как сделать это? Само собой. Да и потом у меня тряслись поджилки. Мне приходили угрозы: «Ты убил мою любимую женщину, теперь я иду к тебе». Я начал бояться за жизнь подруги. Я пришел в ФБР, а там мне говорят: «Поскольку письмо уже вскрыто и на нем нет марок и печатей, мы не можем рассматривать его как почтовое отправление». Поэтому я смирился. Но убить Электру было необходимо: это вытекало из ее характера и из характера истории. С вашего лба уже исчезло клеймо писателя-комиксиста? Надеюсь, что нет. И что никогда не исчезнет. Мне всегда нравилось быть плохим парнем. Люди любят называть комиксы графическими новеллами, историями с продолжениями и прочими безумными словечками. «Графические романы»… Да так и порно можно называть! Мне нравится термин «комиксы», потому что комиксы это то, что ты складываешь вчетверо и носишь в заднем кармане. Мне нравится глупость комиксов. Единственная причина, по которой мне нравятся комиксы Marvel, состоит в том, что они прикольные. А большинство фильмов о супергероях помпезны. Помню, как-то раз я смотрел фильм о Супермене — и, как ни тужился, не смог разглядеть в нем ничего, кроме «Привет, я могу летать, а ты нет». Капитан Америка, Халк, Железный человек — все они просто кучка сумасшедших детей, равно как и их почитатели. Раз уж вы о сумасшедших детках: когда вы рассказывали о своем детстве в Вермонте, вы назвали себя неприспособленным ребенком. Это как? Моя неприспособленность выражалась лишь в том, что я не мог поладить со всем остальным миром. Но я и без того был довольно счастливым ребенком. Рос в идиллии, среди лесов. Я не особо охотно играл с другими ребятами и вообще был необычным. Мне всегда нужно было много времени на самого себя. Ну и плюс к тому у меня были трудности с выполнением правил и указаний. Я ненавидел, когда меня обязывали находиться в определенном месте в определенное время, поэтому школа для меня была ужасом. При этом мои оценки оставались хорошими вплоть до старшей школы, где я открыл для себя девушек, марихуану и пиво.
Вы бросили школу и уехали в Нью-Йорк в возрасте 17 лет. Каким был этот город в конце 70-х?
Это все равно что спросить Джорджа Оруэлла о времени, описанном в книге «Фунты лиха в Париже и Лондоне». Нью-Йорк тогда был намного опаснее, чем сегодня, и намного злее. Я был гол как сокол. Моя первая двушка стоила мне $158 в месяц. Я развлекался, катаясь на задках вагонов подземки. Еще любил забираться на крышу Эмпайр-стейтбилдинг еще до того, как они навесили туда эти огромные экраны, — и рисовать город с натуры. Именно тогда я научился рисовать города. Я верил, что золотой век комиксов еще вернется. Ну и меня увольняли отовсюду, куда бы я ни устроился — хоть водителем автобуса, хоть консьержем.
Все ваши работы определенно вдохновлены нуаром и бульварными журналами. Устаревшие идеалы маскулинности вам гораздо ближе современной культуры? Я и вправду считаю, что сегодня мы наблюдаем кризис маскулинности.
Джентльмены из 40-х, которые пропускают дам вперед и совершают ради них поступки, должны вернуться. Это биологическая функция мужчины. Мы крупнее и сильнее женщин — значит, должны их защищать. Если вы попросите меня посмотреть на проблему сквозь рисованный прицел, как герои комиксов смотрят на уничтожаемую цель, я скажу, что все началось, когда Род Стюарт спел: «Ты моя любимая, и ты мой лучший друг». Нет уж, эти две важные для мужчины функции должны выполнять разные люди! Многие поклонники «Темного рыцаря» уверены, что вы любите Бэтмена и ненавидите Супермена. Признайтесь, это правда? Все серии «Темного рыцаря» написаны от лица Бэтмена. Но если вы внимательно посмотрите «Темного рыцаря — 2», вы увидите Супермена, куда более спокойного, чем в первом «Темном рыцаре». Бэтмен и Супермен -крайние противоположности. Я люблю Супермена. Люблю ли я Бэтмена сильнее? Послушайте, они ведь не люди! Они — штрихи на бумаге.
