Так называют знаменитого пианиста, народного артиста России — ведь Денис родом из Иркутска. Стремительный взлет творческой карьеры Мацуева начался 15 лет назад, когда ему было 23 года, после триумфальной победы на XI Международном конкурсе им. П.И. Чайковского. Сегодня всемирно известные оркестры и дирижеры почитают за честь выступать с ним — Мацуев играл в Букингемском дворце и получал поздравления от легендарного английского композитора Эндрю Ллойда Уэббера. А рояль ему настраивает мастер, служивший у самого Рихтера!
Денис Леонидович, то, чем вы сейчас занимаетесь, — это работа или удовольствие? — Никогда к музыке не относился как к работе. Наверное, это единственное, что я умею делать по-настоящему. Музыка приносит мне радость и необыкновенное воодушевление. Поэтому то, чем я занимаюсь — скорее призвание. С детства я обожал выступать перед аудиторией: в школе, дома, на улице.
— Насколько для вас важна реакция публики?
— Она для меня — главный критик, ведь именно благодаря слушателям можно понять, хороший ли я пианист. Но самые строгие критики для меня — мои родители. Любые их советы и указания очень ценны, так как папа с мамой — профессиональные музыканты. Папа — пианист и композитор, работал в иркутском театре. Мама — ведущий педагог Иркутского пединститута и музыкальной школы.
— Помните свое первое выступление с оркестром в восьмилетнем возрасте?
— Для меня это был огромный праздник. Я играл концерт австрийского композитора Йозефа Гайдна — в пионерском галстуке. До этого момента выступал один, и играть с оркестром предстояло впервые. Меня тогда охватывали особые, непередаваемые ощущения. Это была игра в ансамбле, и за результат уже нес ответственность не только солист, но и оркестранты.
— Наверняка, дрожали тогда словно осиновый лист?
— Напротив, у меня с детства перед выходом на сцену приподнятое настроение. Внутри как будто все расцветает, и я играю намного лучше, нежели на репетиции. До сих пор помню, что в день первого выступления с оркестром я с утра носился как угорелый, словно шило было «в одном месте».
Концерт «в уме»
— У вас концерты расписаны, наверное, на год вперед?
— В прошлом году у меня было запланировано 215 концертов — думаю, ни один пианист в мире никогда столько не играл. Мой показатель, наверное, рекордный. Хотя я не гонюсь за рекордами — просто музыка меня заряжает позитивной энергией и вдохновляет. Мой график расписан на три года вперед, так что уже сегодня точно знаю, где буду выступать, например, 17 ноября 2016 года.
— После успешно отыгранного концерта что ощущаете?
— И раньше, и сейчас, когда концерт оканчивается, мысленно уже нахожусь на другом. Потому что это уже пройденный этап, и он больше никогда не повторится. Завтра нужно опять выходить сцену: с другой программой, в ином городе, с другим оркестром и публикой, которая ничего не знает о моем вчерашнем выступлении. Какой бы сегодня ни был успех, нужно помнить, что завтра у тебя следующий концерт. Часто перед сном в уме проигрываю недавнее выступление — проживаю его заново, думаю, как сделать предстоящий концерт еще лучше.
— Усталость одолевает?
— Никогда не устаю от своих выступлений. Утомленность наступает лишь из-за череды перелетов и смены часовых поясов. Сцена, наоборот, меня лечит. Я называют это сценотерапией.
Отрезвляющий душ
— На свои концерты приглашаете родителей?
— Они со мной очень часто ездят, в какую бы точку мира я ни направлялся. И после каждого концерта то, что мне приходится слышать от родителей, я не могу озвучить в интервью. Только они знают, как их сын может играть, что от меня нужно требовать. И после всех криков «браво!», неоднократных бисов, оваций и дифирамбов прессы родители выступают в роли отрезвляющего душа. Я возвращаюсь в отель и слышу из их уст слова, которые быстро опускают меня с небес на грешную землю.
— Не обидно, что родители так строги, когда вы уже снискали мировую известность?
— Наоборот, благодарен, что они мне не дают загордиться. Признаюсь, после большинства своих концертов я недоволен собой, так как прекрасно понимаю, что получилось, а что — не совсем. Я крайне требователен к себе и трезво оцениваю, смог ли достичь того, к чему стремился, состоялся ли у меня контакт с публикой. Ведь успех выступления зависит от контакта исполнителя с залом. Музыкант, выходящий на сцену, является проводником между композитором и публикой на концерте.
— В музыкальную школу пошли учиться по настоянию мамы с папой?
— В СССР многие дети посещали музыкальную школу, и это была замечательная традиция. Независимо от того, станет ребенок в будущем концертирующим музыкантом или нет, это полезно для общего развития. Мои родители — мудрые люди. Если бы понимали, что у меня нет таланта пианиста, никогда не впустили бы меня в неизведанный и трагичный мир музыки.
Запахи детства
— Какое ваше самое яркое воспоминание из детства?
— Я настолько был впечатлителен, что у меня их много. Например, приезд в Иркутск легендарного Святослава Рихтера. Я ходил на все концерты великих мастеров, что приезжали к нам, но после выступления Рихтера почувствовал то, чего со мной никогда не происходило. Его магия и магнетизм, хотя мне было всего десять лет, мгновенно покорили. Все два часа, что длился концерт, я сидел полностью завороженный, меня прижало к стулу, я не понимал, что мною управляет. Программа выступления была очень серьезной, но я помню каждую ноту. Рихтер меня настолько вдохновил, что в тот момент я понял: хочу так же управлять залом. Помню ту зловещую тишину, в хорошем смысле слова, и паузы, когда в зале ни звука — настолько все были «заколдованы происходящим и масштабом глубины исполнителя.
— А еще чем запомнилось беззаботная детская пора?
— Мой папа преподавал в драмкружке, где мы ставили разные спектакли. На Новый год к нам всегда приходил Дед Мороз — студент из театрального училища. А однажды на пороге появилось целых три! Праздники были очень веселые. Я вспоминаю те времена с необыкновенной теплотой и скучаю по ним. К сожалению, сейчас ничего подобного нет.
— Какие были у вас увлечения?
— Меня тянуло в спорт: нравился футбол и хоккей. И до пятнадцати лет музыка была для меня не на первом месте. Но потом деликатный подход родителей и музыкальных педагогов все переиначил.
— Хотите сказать, что родители не заставляли вас полдня проводить за фортепиано?
— У меня было абсолютно нормальное, органичное детство. Мама и отец понимали, что их сын не сможет заниматься по пять часов, поэтому урок игры на фортепиано длился максимум два часа, и этого было достаточно. У меня природная способность быстро запоминать новое произведение. И то, что другие делали за шесть часов, я осиливал за час-полтора.
— Какие были любимые предметы в школе, кроме музыки, разумеется?
— Физику и математику щелкал как орешки, а вот химия и геометрия нелегко давались. Но троечником не был. Вообще, я учился в математическом классе и некоторые формулы до сих пор помню.
Из Сибири в Москву
— Много лет назад ваши родители приняли решение перебраться из Иркутска в Москву, чтобы их единственный сын имел возможность развивать свой талант. Им нелегко это далось?
— Нелегко — ведь мы уехали в 1991 году: пик экономической разрухи, неизвестность. Папа с мамой, наверное, были одними из первых людей мира музыки в Иркутске, которые в то нестабильное время бросили все и уехали в Москву. Они сильно рисковали, так как в искусстве нет точных гарантий. Поэтому отныне нашу семью везде сопровождает оптимизм и неизменный девиз: «Все будет хорошо!»
— А как сибирский пятнадцатилетний мальчик воспринял переезд в столицу?
— Никуда не хотел уезжать из родного города, устраивал скандалы маме и папе. В Иркутске у меня была своя команда, где я слыл заводилой. Мы часто дрались с мальчишками из соседних дворов. В этих боях я трижды ломал руки, что каждый раз становилось трагедией для родителей.
