Нелюбимый преподаватель
У преподавателя немецкого языка и литературы Фридриха Леопольда Августа фон Гауеншильда были высокопоставленные покровители: попечитель Санкт-Петербургского учебного округа граф Сергей Семенович Уваров и министр народного просвещения граф Алексей Кириллович Разумовский. Почему они решили составить протекцию австрийцу Гауеншильду, остается загадкой. Так или иначе, именно эти два высокопоставленных лица направили в лицей к Малиновскому Федора Матвеевича — так называли в России Фридриха Леопольда.
Воспитанники единодушно невзлюбили преподавателя немецкого языка. Он был злым, ехидным, насмешливым и злопамятным, о чем свидетельствовал лицеист, а в будущем директор Императорской публичной библиотеки граф Модест Андреевич Корф: «…при заносчивом нраве он был человек скрытный, хитрый и даже коварный». А лицеист Александр Горчаков (впоследствии глава русского внешнеполитического ведомства), уже тогда отличавшийся дипломатическим поведением, называл выдвиженца Уварова и Разумовского «голодной водяной змеей». «Голодной», потому что Гауеншильд постоянно что-то жевал. А будущий декабрист, незлобивый Иван Иванович Пущин, много позднее, в 1854 году, характеризуя международную обстановку, с раздражением писал исследователю Арктики адмиралу Федору Федоровичу Матюшкину о бывшем их преподавателе: «Теперь и Австрия могла бы быть на сцене разговора, но она слишком низка, чтоб о ней говорить. Она напоминает мне нашего австрийца Гауеншильда. Просто желудок не варит. Так и хочется лакрицу сплюснуть за щекой». Лакрица (сладкий корень) и была жвачкой Гауеншильда.
Все исследователи «лицейского братства» едины в своем мнении: на фоне других учителей лицея — Куницына, Кошанского, де Будри, Малиновского и Энгельгардта — австриец выглядел белой вороной. Естественно, нелюбовь к преподавателю сказалась на усердии учеников. Они неохотно занимались немецким языком и литературой. Давались им данные предметы с трудом, поскольку Гауеншильд читал лекции на французском языке (якобы он не знает русского), поэтому ученики должны были перевести с французского на русский, а затем уже на немецкий. Адский труд!
Точно так же Фридрих Леопольд вел себя на конференциях лицея — это что-то вроде педсовета в современных школах. Так вот, Гауеншильд всегда требовал, чтобы выступления лицейских профессоров для него переводили на французский язык. Только при таком условии он включался в рабочий процесс.
Наблюдая все это, лицеисты пришли к выводу, что их преподаватель немецкого — австрийский шпион, и высказывали свое мнение открыто.
Темная личность
Да, именно лицеисты предположили (даже не предположили, а были уверены), что Гауеншильд — австрийский шпион. Догадка лицеистов закрепилась в некоторых исследованиях, посвященных истории Царскосельского лицея. Но прямых «улик» не имеется.
Подозрение может основываться только на косвенных данных. В некоторых работах Гауеншильда обвиняют в самозванстве, присвоении им ученых званий. Действительно, при поступлении в лицей Федор Матвеевич сообщил, что окончил Венскую академию и является ее профессором. Однако никаких документов в подтверждение своего образования не предъявил.
Еще одно косвенное свидетельство. В лицее он утверждал, что не знает русского языка. И здесь же, в Царском Селе, от корки до корки перевел на немецкий язык «Историю государства Российского» Карамзина. Как это можно было сделать, не зная языка первоисточника, непонятно. То есть кто-то должен был перевести на французский все 12 томов «Истории государства Российского», чтобы потом Федор Матвеевич перевел работу Карамзина на немецкий. Смешно, не правда ли?! Как бы там ни было, историки считают, что это самый значительный труд Гауеншильда. Его перевод много лучше по сравнению с другими, которые были сделаны раньше. Через Голицына и Тургенева он передал вышедший в свет первый том «Истории…» императору Александру I, за что удостоился обычных для таких случаев подарков — бриллиантовых перстней. Книгу же царь приказал поместить в Эрмитажную библиотеку. Ныне данный экземпляр с экслибрисом Императорской Эрмитажной иностранной библиотеки хранится в Петербурге в Российской национальной библиотеке.
Надо сказать, что Гауеншильд сохранил австрийское подданство. И с австрийцами, находившимися в России, он не прерывал связь. С 1809 года он — воспитатель в доме прославленного австрийского военачальника времен
Семилетней войны, генерала барона Эрнста Гидеона фон Лаудона. В 1811 году воспитатель посватался к племяннице хозяина. Но ему поставили условие: стать профессором, иначе не будет свадьбы. Здесь вовремя «подвернулось» создание Царскосельского лицея. И Федор Матвеевич стал профессором. Каким образом — было сказано выше. Кстати, с графом Уваровым Гауеншильд познакомился в Вене где-то в 1806-1809 годах. Тогда Сергей Семенович служил в русском посольстве. Опять же остается тайной, каким образом Гауеншильд обворожил своего благодетеля, но именно по его совету австриец уехал в Россию.
В Петербурге в австрийском посольстве Фридрих был своим человеком. Часто посещал «родной дом». И, безусловно, служил для австрийского посла одним из многочисленных источников информации о России. Это, может быть, главный аргумент в пользу его сомнительной деятельности. Впрочем, есть и противоположная точка зрения: данное служение не является доказательством его шпионства.
С 1814 по 1816 год Гауеншильд исполнял обязанности директора Царскосельского лицея. Видимо, опять сказалось покровительство «особ, приближенных к императору». Лавров на должности директора австриец не снискал. Наоборот, все выстроенное до него чуть не покатилось под откос. Пришедшему ему на смену писателю и педагогу Егору Антоновичу Энгельгардту многое пришлось восстанавливать, налаживать учебный процесс чуть ли не заново.
Затем «австрийский шпион» возглавил другое учебное заведение — благородный пансион, который предназначался для поступающих в лицей. Вообще-то, главным претендентом на пост директора являлся профессор российской и латинской словесности Николай Федорович Кошанский. Он был старше своего конкурента и имел больше опыта. Да и Положение о благородном пансионе предусматривало назначение директора из «природных россиян». Однако снова Гауеншильду помогли Уваров и Разумовский. «Засланный австриец» просто-напросто развалил это учреждение: запустил дела пансиона, ввел ненужные поправки в учебную программу, хозяйственная часть находилась на грани разрушения, была полная неразбериха с библиотекой. Историки считают, что австриец был просто не способен к административной работе. В сталинские времена сказали бы, что это чистое вредительство. Лицейский благородный пансион после него пришлось восстанавливать практически заново.
После России
О жизни Гауеншильда после отъезда из России в 1822 году почти ничего не известно. Поселился он в Дрездене, занимался печатанием третьего тома перевода карамзинской «Истории…». Дела шли плохо, и он начал искать место службы. В 1824 году его отправили в Грецию, на остров Корфу, в качестве австрийского консула. Через три года он получил дворянство, а в 1830-м в возрасте 50 лет умер.
Исследователь истории лицея Михаил Любавин в одном из своих трудов сделал следующий вывод о личности Федора Матвеевича Гауеншильда: «…ограниченный человек с авантюрной жилкой, не оставивший по себе доброй памяти, фигура трагикомического неудачника, потерпевшего фиаско в своих трудах, но и этим не вызвавшего даже сочувствие в воспоминаниях современников».
